В экскурсионном бюро каждому гостю современного Киева, прежде всего,
предложат посетить старейший русский храм Софию Киевскую и старейшую
русскую обитель Киево-Печерскую лавру. Хотя вряд ли кто-либо из
представителей экскурсионного бизнеса удосужится сосредоточить внимание
на «абстрактных ценностях» древней святыни. Речь идет не об артефактах
культуры и искусства, а том историческом значении памятника, которое
обусловило наше собственное бытие и представление о ценностях. Речь
идет о судьбах нашей национальной культуры в целом. Именно
такое судьбоносное значение имеет Киево-Печерская лавра в своем прошлом
и настоящем. Но ныне поговорим о прошлом, безнадежно ушедшем, почти
канувшем в Лету. Но ничто не проходит бесследно, тем паче великое
стяжание преподобных отцев Антония и Феодосия. Как то евангельское
семя, что пало в землю, чтоб умереть, но принести великий плод
Благовестия. А ведь как мало мы знаем о миссии великой лавры в деле
христианского Благовестия на Руси. В нынешнем очерке затронем
лишь некоторые аспекты значения Печерского монастыря для социального и
миссионерского служения в эпоху его основания. *** Собственно
лавра ведет свою историю с того момента, когда антониевы лабиринты на
Берестовой горе стали тесны для умножившейся братии и часто
наведывавшихся в пещерный монастырь паломников. Не редкими гостями у
печерских отшельников были великие князья и киевские вельможи.
Расширение монастыря в сторону «мира» было обусловлено и его
расположением в окрестностях древней столицы Руси, одного из богатейших
и многолюднейших городов средневековой Европы. В те древние времена
монастырь был нужен великим князьям для утверждения своего статуса как
христианских правителей, но еще более он нужен был едва омывшемуся в
крещальной купели русскому народу — крестьянину,
ремесленнику-горожанину, воину-дружиннику. Пристанище в Печерском
монастыре искали не только немногочисленные безмолвия рачители, но и
оставленные миром сироты и калеки, лишенные крова. Следует помнить, что
в те древние времена не существовало специальных социальных программ
помощи сиротам и увечным. За пределами своей родной крестьянской общины
человек оказывался практически обреченным на одиночество, а порой и
голодную смерть. За него некому было заступиться от фискального
произвола урядников, поручиться в суде, помочь в строительных вопросах,
да и просто поделиться в неурожайные годы хлебом. Такова была «проза»
родового быта еще с дохристианской эпохи. Кроме того, во время
иноплеменных набегов, особо частых на степных окраинах Руси, здоровые
взрослые люди и дети обычно угонялись в плен, а старые и немощные
предавались смерти. Но еще худшая доля ожидала случайно выживших во
время таких бедствий детей и калек. Для них порой было легче погибнуть
от вражеской сабли, нежели умереть на выжженной земле от голода, холода
и болезней. Церковь была, по сути, единственным институтом
общественного призрения, способным позаботиться о немощном старике,
сироте или одиноком увечном. Именно такую функцию взял на себя
экономически самостоятельный Киево-Печерский монастырь, окрепший
благодаря строительным усилиям игумена Феодосия (+1074). Для
нуждающихся и обездоленных невдалеке от монастыря преподобный учредил
гостиный двор и в нем церковь во имя первомученика Стефана. Из
монастыря Феодосий велел приносить на этот гостиный двор все
необходимое и жертвовал его насельникам на лечение и содержание десятую
часть всего монастырского имущества. Особо замечательно участие
Печерского игумена Феодосия в жизни мирян, обращавшихся к нему за
помощью и уповающих на его авторитет в глазах великого князя. Один из
таких случаев описывается в Патерике Печерском. Некая вдова шла в
Печерский монастырь с намерением пожаловаться игумену на несправедливое
решение судьи (вероятно, отнявшего у нее земельный надел ее мужа).
Преподобный повстречался ей на дороге, но в бедной рабочей одежде
женщина не узнала великого игумена. Она пересказала старцу о своей
беде, расспросив, где можно было бы найти игумена Феодосия.
Преподобный, не открывшись ей, пообещал передать ее просьбу настоятелю,
«когда тот вернется», а вдове повелел ступать домой и не печалиться.
После этого Феодосий немедленно отправился к княжескому тиуну (судье) и
упросил его милосердно поступить с бедной женщиной. Экономическая
независимость Киево-Печерского монастыря и личный авторитет его
настоятеля позволяли последнему неоднократно выступать с апелляциями
в княжеских судах и влиять порой на политику самого великого
князя (разумеется, в отдельных случаях). Авторитет преподобного был
настолько велик, что и великий князь Изяслав Ярославич, и его брат
Святослав, враждовавший с ним за Киевский стол, независимо от
междоусобицы одинаково почитали великого игумена и всячески
покровительствовали Печерской обители. Не удивительно, что слава
великой лавры уже в первые десятилетия по ее созданию распространилась
по всей Руси. И многие обители в самых разных уголках державы Владимира
и Ярослава начали строиться по образцу Печерского монастыря преподобных
Антония и Феодосия. *** | Киево-Печерская лавра. Успенский собор | Остается
также малоизвестной роль монастыря Печерского в деле христианизации
Руси на заре нашей истории. Дело в том, что трудно представить себе
проповедь Православия как вероучения и христианской этики на
древнерусской земле методом философских диспутов подобно проповеди
апостола Павла в греческом ареопаге, или, скажем, путем полемических
трактатов по примеру апологетов первых веков на римском Востоке.
Древний славянин в принципе исходил из кардинально иных
мировоззренческих установок, нежели языческий философ и вообще человек
эллинистической культуры. Религия древних славян была отнюдь не
богоищущей, как у древних эллинов, а как бы природоведческой и
заключалась в наблюдении за внешними изменениями видимой природы, смене
света и тьмы, тепла и холода, зимы и лета. Древний славянин стремился
соблюсти некую гармонию между собою и миром неживой природы, миром
живых и миром усопших. Бог был для него обезличен, как бы растворен в
самой природе, отождествлявшей самого Бога. Природа славянина — causa sui (причина
самой себя), выражаясь языком античных философов, первопричина всего
сущего, наделяющая мир живых и неживых предметов магическими
свойствами. Знание законов этой «природоведческой» магии для древнего
славянина было ключом к социальной и физической гармонии, способом
«договориться» со стихией небесной и земной. Однако для
христианина природа — не более чем часть творения, прекраснейшая, но
далеко не наивысшая. Окружающий мир неживой природы — «мертв» в смысле
каких-либо магических свойств и независящих от человеческого сознания
принципов. Человек — центр всего разумного бытия, единственный залог
гармонии внешнего и внутреннего мироустроения. Но как
объяснить едва омывшемуся в крещальной купели славянину эту
непреложную христианскую истину, полагающую в основе разумного бытия
познание не магических свойств внешнего мира, а внутреннего мира своей
души, не природной магии, а духовного трезвения? В те далекие времена,
когда не было школ и книжного учительства, человек воспринимал науку
жизни прежде всего на собственном опыте. А потому объяснить и научить
этой новой для славянина премудрости можно было лишь собственным
примером — скажем, уйдя во внутренняя своей души, в темную как
наш душевный мир монастырскую пещерку, где едва теплилась лампадка
веры и любви, кротости и смирения преподобных отцев Печерских. Как
далеко и непостижимо это было для тогдашнего языческого мира! Но мир
увидел великих подвижников Антония и Феодосия. Полюбил их подвиг всей
душой, даже не успев до конца отвыкнуть от языческих обычаев и понятий.
В этом и загадка христианизации Руси, так не похожей на обращение
язычников Западной Европы. Не было у нас латинских орденов и крестоносных рыцарей, вершивших мечом апостола Петра
свою великую культурную миссию. В этом отчасти и объяснение той
живучести дохристианских обрядовых традиций наравне с проникновенным
восточным монашеством и святоотеческой письменностью. Ибо древний
русич, всей душой полюбив то, что несли ему преподобные Антоний и
Феодосий и другие подвижники, раньше сам почувствовал себя христианином
по духу, нежели научился выражать это в своем быту и внешних
проявлениях народного сознания. Так что, именно Печерские преподобные
надолго стали тем незыблемым идеалом мудрости и духовного богатства,
которыми уже с первых веков нашей истории была проникнута вся
древнерусская культура — от народных былин и преданий до высокой
книжности и церковного искусства.
06/06/05
Источник: http://www.pravoslavie.ru/put/050606150106 |